Во второй части интервью с режиссером иммерсивного театра uzahvati Полины Бараниченко разговор коснулся проблем взаимоотношения театра с обществом и государством, а также влияния новых технологий на развитие театрального искусства — сегодня и в будущем.
Первую часть интервью о принципах иммерсивного театра uzahvati и о театре как креативной индустрии вы можете прочитать здесь.
Театр и общество
Взаимоотношение театра и общества — каким вы его видите сейчас и каким, по вашему мнению, оно должно быть?
Актуальность и жизненность искусства для меня важна, а вот насчет публицистичности и злободневности — сомневаюсь. Стараюсь откликаться на те явления и тенденции, которые сегодня есть в нашей жизни — вплоть до мельчайших атрибутов и деталей. Исследуя нашу реальность через художественные образы, мы стараемся не давать готовые ответы, а задавать вопросы. Именно так видим свой диалог с обществом.
Мы стараемся не давать готовые ответы, а задавать вопросы. Именно так видим свой диалог с обществом
Я говорю со зрителями на те темы, которые волнуют лично меня — как человека и как гражданина. Но что касается остросоциальных тем, политических дискуссий, религиозных разногласий — их стараюсь напрямую не касаться.
Потому что эти темы очень болезненны и очень конфликтны. Хайп в искусстве вообще и в театре в частности имеет право на жизнь. Например, так называемый «политический театр», который изначально работает на обострение, на скандал как способ привлечения внимания к проблеме. У нас путь другой. Мы считаем, что чем больше вопросов у человека в голове, тем более он жизненно активен, динамичен.
Мы говорим то, что думаем, не признавая никаких границ и никакой цензуры, в том числе и цензуры общественного мнения. К нам иногда пытаются подкатить с «рекомендациями» сделать спектакль на ту или иную злободневную тему. Мы же в таких вещах своего рода эгоисты: советуемся только с собой и решаем только сами. И честно об этом говорим.
Мы говорим то, что думаем, не признавая никаких границ и никакой цензуры, в том числе и цензуры общественного мнения
Мы все хотим изменений. Но, по моему глубокому убеждению, в основе любой революции должна быть любовь. Именно любовь может свернуть горы и привести к цели как человека, так и общество, а принуждение — никогда.
При этом любой театр так или иначе стремится к диалогу с обществом. Мне все равно, понравится наш спектакль зрителю или нет — у зрителя должен быть выбор. Но мне не все равно, что зритель при этом почувствует. Потому что с каждым спектаклем мы проживаем новую маленькую жизнь и ждем того же от зрителя. И когда зритель признается нам, что спектакль стал знаковым событием в его жизни, что он после спектакля наконец-то решился на кардинальные изменения в своей жизни, или о том, какие незнакомые, новые эмоции испытал, — мне это во сто крат важнее, чем мнение зрителя о том, как поставлен спектакль, написана пьеса или как сыграли актеры.
Мне все равно, понравится наш спектакль зрителю или нет. но мне не все равно, что зритель при этом почувствует
Вы часто используете социальные сети как инструмент коммуникации, призывая зрителей делиться своими эмоциями. А сами вы как относитесь к соцсетям? Не слишком ли мы в них погружены?
Могу сказать за себя: иногда очень глубоко ныряю в эти сети и сама от этого страдаю. Незаметно могу провести в сетях несколько часов. Но когда прихожу в себя и обнаруживаю на прикроватной тумбочке стопку книг, которые давно собиралась прочитать, на меня нападает раскаяние. Социальные сети отражают суету и пестроту жизни, и этим, видимо, привлекают нас. Но если мы самодостаточные личности — у нас всегда есть выбор. И я уверена: если я когда-нибудь захочу по-настоящему отключиться от соцсетей, я спокойно это сделаю.
Все хорошо в меру. Соцсети хороши, полезны и увлекательны, если разумно сочетать их с другими не менее интересными сторонами жизни. Я вообще не сторонник ограничений и запрещений. Я сама должна определить место соцсетей в моей жизни. Как и всего остального.
Нас пугают тем, что мир тонет в онлайне. Думаю, пока у человека есть выбор, миру вообще не грозит погрязнуть в чем-либо окончательно. Всегда были какие-то стороны жизни, которые захватывали людей целиком. Если вы контролируете себя – онлайн не страшен.
пока у человека есть выбор, миру вообще не грозит погрязнуть в чем-либо окончательно
Театр и жизнь
Сейчас не без помощи коронавируса весь мир стремительно погрузился в онлайн. Как вы лично и ваш театр ощущает себя в этом пространстве? Какие перспективы для себя вы видите в онлайне?
Первое чувство, которое у меня родилось, — протест. Потом появилось осознание ситуации и признание свершившегося факта. А дальше пошли поиски ответов на те самые вопросы: если переходить в онлайн, то каким образом? Можно было это сделать чисто механически: записать спектакли на видео и выложить на сайте или в Youtube, например. Но мы решили пойти другим путем. Онлайн должен был стать необходимым, а не вынужденным, выразительным средством. Для этого надо было понять, каковы преимущества онлайна конкретно для нас, для нашего формата? Эти поиски заняли немало времени. Завершился строгий карантин, мы смогли вернуться к нашим офлайн-проектам, а свою форму онлайн-существования ищем до сих пор.
Единственное преимущество онлайна, которое оценили и обязательно будем использовать, — это охват. Так мы сможем достучаться до гораздо более обширной аудитории — всей Украины, всего мира. Проблема состоит в том, что иммерсивный театр априори не рассчитан на большие зрительские аудитории. Следовательно, задача состоит в том, чтобы использовать мировую сеть для коммуникации с отдельно взятой душой на огромном пространстве. Охватить весь мир и при этом соблюсти все законы и требования иммерсивного жанра. Это архисложная, но и очень увлекательная задача.
Кто главный креатор, главный творец ваших спектаклей? Вы, драматурги, актеры?
Прежде всего — жизнь. Конечно, есть драматурги, есть я как режиссер, но первична все-таки жизнь. Именно жизнь — самый талантливый режиссер в мире, потому что она самым непостижимым образом объединяет людей в одном поле.
Я, если честно, не верю в веками устоявшиеся структуры и отношения: драматург пишет, режиссер ставит, актеры играют… Это стереотипы, а театр — всегда живой организм, в котором проходят живые процессы. Конечно, я ставлю спектакли как режиссер, но для того, чтобы он получился, замысел должен одновременно созреть и у меня, и у драматурга, и у актеров, и у композитора… В принципе, команда создателей иммерсивного спектакля намного больше, чем команда создателей спектакля классического. Потому что есть логистически-организационные аспекты, в реализации которых участвует иногда до 50-ти человек. И эти люди тоже являются соавторами нашего спектакля. Причем вся эта система настолько органична, что я не всегда могу сказать, кто у нас главный.
Можно сказать, что спектакль рождается в беседах. В бесконечных диалогах театра uzahvati о том, что беспокоит. А беспокоит нас жизнь, судьба человека в жизни и личная самоэволюция. В ходе диалогов тема приобретает плотность, вырисовывается формат. Потом возникает место действия — это важнейший фактор. Вот так в процессе, шаг за шагом и рождается спектакль. Да, вещественно замысел воплощается в традиционной форме — пьесы, сценария, музыкальной партитуры (к каждому спектаклю пишется специальный саундтрек!). Но путь-то его создания другой!
У нас ведь еще не было опыта постановки пьесы, уже написанной кем-то ранее. Это не значит, что мы никогда не будем этого делать. Просто, видимо, не нашлось пока такого драматического произведения, которое захватило бы, вдохновило бы всех. Сейчас, правда, серьезно думаю над постановкой пьесы Чехова. Я даже знаю место, где мы будем ее ставить. Название произведения пока не скажу — не люблю делиться секретами, пока замысел не созрел окончательно.
Каково ваше видение путей развития театра? Каким вы представляете себе театр в 2050 году?
Не люблю делать прогнозы. Но, мне кажется, он будет эмоциональным, честным и живым. А еще он будет максимально индивидуализироваться, и спектакль для одного зрителя станет обычным явлением. Именно такие возможности дают нам новые технологии. В том или ином виде театр станет ближе к человеку. К каждому человеку, к любому человеку. И тогда он окончательно перестанет быть элитарным искусством — в этом я полностью уверена.
Вопросы задавал Алексей Фурман
